И решаю, что помогу ей вымыться. Она ведь тоже этого хочет, я вижу. Она уязвлена всем случившимся и очень волнуется. И ей хочется пофлиртовать, и чтобы я видел ее тело. Я же весь дрожу и трепещу.
А затем слышу голоса. Вернулась медсестра. Она уже вовсю суетится и болтает, когда я вхожу в комнату. Она замолкает и усмехается, словно ей удалось нас застукать.
— Время вышло, — говорит она. — Уже почти одиннадцать тридцать. У нас здесь не гостиница. — Она выдергивает у меня губку. — Я сама помогу, а ты отсюда сматывайся.
Но я стою, улыбаюсь Келли и мечтаю о том, чтобы прикоснуться к ее ногам. Медсестра твердой рукой хватает меня за локоть и толкает к двери.
— Ступай, — ворчит она, делая вид, что сердится.
В три утра я проскальзываю через лужайку в гамак и в забытьи качаюсь в эту тихую ночь, глядя на звезды, мерцающие сквозь ветви и листья. Я вспоминаю каждое восхитительное движение Келли, слышу ее жалобный голос и мечтаю о ее ногах.
Мне выпало на долю защищать ее, ведь больше некому.
Она ждет, что я ее спасу и опять соберу по кусочкам. И так ясно и понятно нам обоим, что случится потом.
Я ощущаю ее цепкое прикосновение к своей шее и как на несколько драгоценных секунд она крепко прижалась ко мне.
Я чувствую ее легкое, как пушинка, тело, так уютно и естественно устроившееся у меня на руках.
Она хочет, чтобы я видел ее, чтобы вытирал ее губкой, намоченной теплой водой. Я знаю, она этого хочет. И завтра, вернее, сегодня вечером, я это намерен осуществить.
Я смотрю сквозь деревья на восходящее солнце и засыпаю, считая часы до того времени, когда снова ее увижу.
Я сижу в своем рабочем кабинете и готовлюсь к экзамену, потому что больше мне делать нечего. Понимаю, что так и должно быть, потому что я еще не адвокат и не стану им, пока не сдам экзамен и не получу лицензию.
Сосредоточиться трудно. Ну почему я влюбился в замужнюю женщину как раз накануне экзамена? Мой ум сейчас должен быть острым как никогда и совершенно свободным от ненужной суеты и всего отвлекающего. Он должен быть четко настроен на одну определенную цель.
Келли относится к числу побежденных, убеждаю я себя.
Она пропащая женщина со шрамами и синяками, и некоторые травмы могут остаться навсегда. А муж ее — опасный человек. Мысль, что другой мужчина может коснуться его аппетитной лапочки, приводит его в бешенство.
Я раздумываю над всем этим, положив ноги на стол, сцепив руки на затылке и мечтательно глядя в туманную дымку за окном, когда дверь рывком открывается и вваливается Брюзер.
— Ты что делаешь? — лает он.
— Занимаюсь, — отвечаю я и быстро опускаю ноги со стола.
— А я думал, ты решил заниматься во второй половине дня. Сейчас десять тридцать. — Он быстро расхаживает перед моим столом.
— Но послушайте, Брюзер, ведь сегодня пятница. А экзамены начинаются в следующую среду. И я беспокоюсь.
— Тогда отправляйся заниматься в больницу. И нарой какое-нибудь дельце. Вот уже три дня прошло, а у тебя ничего нового.
— Но ведь это довольно трудно — заниматься и в то же время охотиться.
— Деку же удается.
— Точно. Но Дек — вечный студент.
— Сейчас мне позвонил Лео Ф. Драммонд. Тебе он не звонил?
— Нет. А должен был?
— Он старший партнер в «Тинли Бритт». Великолепный адвокат по судебным делам, по всем видам коммерческого законодательства. Редко проигрывает. Действительно замечательный юрист из крупной фирмы.
— Насчет «Трень-Брень» мне все известно.
— Ну что ж, тебе предстоит поближе познакомиться с ними. Они будут представлять на суде интересы «Прекрасного дара жизни». И Драммонд выступает в качестве ведущего консультанта.
Нетрудно догадаться, что в нашем городе почти сотня юридических фирм, которые представляют интересы страховых компаний. И какая разница, если самая ненавистная мне, «Дар жизни», решила воспользоваться услугами другой фирмы, которую я проклинаю ежедневно, этой самой «Трень-Брень»?
Странно, но я принимаю известие спокойно. И не очень этому удивляюсь.
И вдруг до меня доходит, что Брюзер двигается и говорит слишком быстро. Он беспокоится. Из-за меня он начал судебное дело стоимостью в десять миллионов против большой компании, интересы ее представляет адвокат, которого он боится.
Смешно. Никогда не мог вообразить, что Брюзер Стоун может чего-нибудь бояться.
— Что он сказал?
— Да просто поздоровался и сообщил, что наводит справки. Сказал также, что дело будет вести судья Харви Хейл, его товарищ по оружию и напарник по комнате в Йельском университете тридцать лет назад, где они вместе изучали юриспруденцию, и который, между прочим, если тебе известно, был самым лучшим защитником по делам страховых компаний до того, как у него приключился сердечный приступ и врач велел ему переменить профессию. Он добился должности судьи и всегда соглашается с защитой, что справедливый и верный вердикт стоит меньше десяти тысяч долларов.
— Жалею, что задал свой вопрос.
— Итак, мы имеем в качестве противника Лео Ф. Драммонда и его солидный штат помощников, а они имеют благосклонного к ним судью. И они из тебя всю душу вытряхнут.
— Из меня? А как же вы?
— О, я, конечно, буду рядом. Но это твой ребеночек. Они утопят тебя в документации. — Брюзер идет к двери. — Помни, у них почасовая оплата. Чем больше они сочинят бумаг, тем больше часов подадут на оплату. — Он смеется над моей наивностью и хлопает дверью, и у меня такое впечатление, что ему будет приятно видеть, как эти важные парни зададут мне жестокую трепку.