— О! — откликаюсь я, будто мне что-нибудь ясно. Меня беспокоят ее запястья, потому что они оба забинтованы, а не в гипсе. Не думаю, что тут тоже переломы или вывихи. Может быть, они поранены.
— Это длинная история, — бормочет она в промежутке между глотками колы и отворачивается.
— Вы давно здесь?
— Два дня. Врачи хотят посмотреть, как стоит спица. Если не прямо, будут все переделывать. — Она замолкает и поигрывает соломинкой. — Разве не странное это место для занятий?
— Да нет, честное слово. Здесь тихо и много кофе. И всю ночь открыто. А у вас на руке обручальное кольцо. — Это обстоятельство волнует меня больше всего.
Она смотрит на кольцо так, будто забыла, что оно при ней.
— Ага, — говорит она и долго смотрит на соломинку. Кольцо простое, без полагающегося в таких случаях бриллианта.
— Где же тогда ваш муж?
— Вы задаете слишком много вопросов.
— Но я же без пяти минут адвокат. Нас натаскивают во время учебы.
— Зачем вам это знать?
— Странно, что вы все время одна, с травмами, а его рядом с вами не видно…
— Он приходил раньше.
— И теперь он дома с ребятишками?
— У нас нет ребятишек. А у вас?
— Нет. Ни жены, ни детей.
— А сколько вам лет?
— Теперь вы задаете много вопросов, — отвечаю я улыбаясь. Ее глаза сверкают. — Двадцать пять. А вам?
Она с минуту раздумывает.
— Девятнадцать.
— Но вы ужасно рано вышли замуж.
— У меня не было выбора.
— О, извините.
— Да нет, ничего. Я забеременела, когда мне едва исполнилось восемнадцать, вскоре вышла замуж; а через неделю после свадьбы случился выкидыш, и с тех пор все катится под откос. Ну вот, вы удовлетворили свое любопытство?
— Нет. То есть да. Извините, о чем вы хотели бы поговорить?
— О колледже. В каком колледже вы учились?
— Это колледж Остин-Пи. Юридический колледж при Мемфисском университете.
— Всегда хотела учиться в колледже, но не получилось. А сами вы из Мемфиса?
— Я здесь родился, но вырос в Ноксвилле. А вы?
— В маленьком городке, час езды отсюда. Мы уехали, когда я узнала, что беременна. Моя семья чувствовала себя опозоренной. А его семья — просто рвань. Надо было уезжать.
Под всем этим скрываются какие-то тяжелые семейные обстоятельства, и я не хочу затрагивать больную тему. Она дважды упомянула о беременности, хотя дважды об этом можно было бы умолчать. Но она одинока, и ей хочется поговорить.
— И тогда вы поехали в Мемфис?
— Мы бежали в Мемфис, здесь нас поженил мировой судья, классная была церемония, а потом я потеряла ребенка.
— А чем сейчас занимается ваш муж?
— Чем подвернется. Много пьет. Он конченый игрок, который все еще мечтает пробиться в большой бейсбол.
О таких подробностях я ее тоже не спрашивал. Но уже вообразил, что он был лучшим спортсменом в средней школе, а она самой хорошенькой веселушкой там же, и вместе они составили стопроцентно американскую пару, стали мистером и мисс «Подымай выше» — самой красивой, прекрасной, спортивной и перспективной в смысле успеха парочкой, прежде чем как-то ночью забыли про кондом и попались. Их постигло несчастье. Они почему-то решили не делать аборта. Может, они успели окончить среднюю школу. Может, и нет. Упав во всеобщем мнении, они бежали из типичного американского городка, чтобы затеряться в безвестности большого города.
После выкидыша их романтическая любовь пошла на убыль, и они проснулись с жестоким осознанием того, что началась реальная жизнь.
Он все еще мечтает о славе и успехе в Большой лиге. Она же тоскует по прежней беспечальной жизни, так недавно оборвавшейся, и мечтает о колледже, которого ей никогда не видать.
— Извините, — говорит она. — Не следовало мне обо всем рассказывать.
— Но вы еще достаточно молоды, чтобы поступить в колледж.
Она фыркает в ответ на мой наигранный оптимизм, словно уже давно похоронила свою мечту:
— Да я ведь и среднюю школу не окончила.
Ну и что мне на это отвечать? Произнести банальную ободряющую речушку насчет того, что, мол, надо получить соответствующую справку, поступить в вечернюю школу, окончить ее, и она, конечно, всего добьется, если действительно захочет…
— Вы работаете? — спрашиваю я вместо этого.
— Время от времени. А чем вы хотите заниматься, став адвокатом?
— Мне очень нравится работа в судах. Я хотел бы там трудиться всю жизнь.
— Защищая преступников?
— Возможно. Их ведь будут судить, и они тоже имеют право на хорошую защиту.
— Это убийцы-то?
— И они. Но большинство из них не имеет денег, чтобы нанять себе честного адвоката.
— Насильников и растлителей детей будете защищать?
Я хмурюсь и на секунду замолкаю.
— Нет…
— Мужей, которые бьют своих жен?
— Нет, этих никогда не буду, — отвечаю я серьезно, тем более что у меня есть подозрения насчет того, как она получила свои травмы.
Она одобряет мое решение.
— Но работа с преступниками — очень редкая профессия. Думаю, что больше буду заниматься гражданскими делами.
— Преследовать по суду и тому подобное?
— Ага. Это самое. Но не заниматься криминалом, угрожающим жизни.
— Разводами?
— Нет, этого я бы не хотел. Уж очень скверное занятие.
Она изо всех сил стремится сосредоточить беседу на моих проблемах, явно избегая говорить о своем прошлом и, конечно, настоящем. Меня это очень устраивает, потому что опять могут внезапно брызнуть слезы, а я не хочу испортить разговор. Я хочу, чтобы он продолжался.
Ей интересно знать о моих делах в колледже — как я учился, развлекался, о том, действительно ли у нас существуют товарищества, о ночной жизни, экзаменах, профессорах, экскурсиях. Она смотрела много фильмов о студенческой жизни, и у нее создалось романтизированное представление о замечательных четырех годах в причудливом оригинальном кампусе со странными традициями, о том, как деревья из зеленых осенью становятся золотыми и красными, о студентах, которые, надев свитера, сражаются за честь своих футбольных команд, и о возникающей в колледже дружбе, продолжающейся всю жизнь. Это бедное дитя едва выбралось из своего крошечного типичного городишка, но у нее тоже есть своя ослепительная мечта. У нее безупречно правильная речь, и словарь богаче моего. Она неохотно сознается, что, наверное, окончила бы выпускной класс первой или второй ученицей, если бы не подростковый роман с Клиффом, мистером Райкером.