Золотой дождь - Страница 62

Они могут предложить вам полюбовное улаживание дела с выплатой какой-то суммы… Не подписывайте. Ни при каких обстоятельствах ничего не подписывайте, прежде чем я эти бумаги не посмотрю. У вас есть номер моего телефона. Звоните мне в любое время суток. На обороте номер телефона вот этого молодого человека, Руди Бейлора. Ему тоже звоните в любое время. Мы вместе будем заниматься вашим делом. Есть вопросы? Хорошо, — говорит Дек, прежде чем ван Лендел что-либо успевает пробормотать, вернее, простонать. — Вот этот парень, Руди, позже привезет еще кое-какие бумаги. Пусть ваша жена позвонит нам сегодня днем. Это очень важно, чтобы мы с ней скорее переговорили. — Он похлопывает ван Лендела по здоровой ноге. Нам уже надо уходить, а то вдруг он передумает. — Мы вам раздобудем кучу денег, — заверяет Дек.

Мы говорим «до свидания», пятимся назад и быстро уходим. Оказавшись снова в коридоре, Дек горделиво заявляет:

— Вот оно как делается, Руди, так мы добываем наш кусочек пирога.

Мы быстро отскакиваем, чтобы не столкнуться с креслом на колесиках, в котором сидит женщина, и ждем, пока не освободится проход — на каталку укладывают больного и потом увозят. Холл кишмя кишит людьми.

— А что, если у того парня уже есть адвокат? — спрашиваю я, начиная дышать свободно.

— Нам терять нечего, Руди. Вот это вы должны запомнить. Мы явились сюда с пустыми руками. Если он выставит нас вон по какой бы то ни было причине, то что мы теряем?

«Немного чувства собственного достоинства и самоуважения», — думаю я. Дек рассуждает совершенно логично. Я молчу. Я иду широким быстрым шагом, не обращая внимания на его подпрыгивание и шарканье.

— Понимаете, Руди, вас в колледже не учили тому, что необходимо знать. Вы знаете только свои книги, да разные теории, да возвышенные рассуждения насчет того, что юридическая практика дело джентльменское, что это почетное призвание, регулируемое твердым, запечатленным на скрижалях кодексом морали.

— А что дурного в морали?

— О, ничего. Наверное. Я хочу сказать, что адвокат только должен бороться за интересы своего клиента, не красть денег и стараться не врать, то есть соблюдать такие вот основные принципы.

Дек читает мне проповедь об этике. Мы в колледже часами потели над этическими и моральными дилеммами, и вдруг — бац! — Дек просто-напросто свел весь моральный кодекс к такой вот «Большой тройке»: борись за интересы клиента, не воруй, старайся не врать.

Мы внезапно поворачиваем налево и входим в коридор поменьше. Больница Святого Петра — настоящий лабиринт пристроек и отделений. Дек по-прежнему в назидающем настроении.

— Но то, чему учили вас в колледже, может иногда мешать. Возьмите этого парня, ван Лендела. У меня такое чувство, что вы нервничали, когда стояли в палате.

— Да, это так.

— А ни к чему было нервничать.

— Но это неэтично, таким образом выбивать себе дела. Это самая настоящая охота за пострадавшими.

— Верно. И что из этого? Лучше пусть оно нам достанется, чем какому-то парню с улицы. Уверяю вас, что в ближайшие двадцать четыре часа на ван Лендела выйдет другой адвокат и попытается заставить его подписать контракт с ним. Это обычный способ действий, Руди. Существует соревнование, это же рынок. И на рынке действуют десятки адвокатов.

Как будто мне это не известно.

— А наш парень останется с нами? — спрашиваю я.

— Возможно. Пока нам везет. Мы вовремя вышли на него. Обычно до подписания шансы бывают пятьдесят на пятьдесят, но если уж получена подпись, тогда шансы восемьдесят против двадцати, что он останется нашим. Вам необходимо через пару часов поговорить с его женой, предложить зайти к нему еще раз сегодня вечером и все обговорить с ними двоими.

— Мне?

— Конечно. Это же так просто. У меня есть несколько файлов, которые вы можете просмотреть. Это элементарно, операции на мозге не потребуется.

— Но я не уверен…

— Послушайте, Руди, да относитесь вы ко всему проще. И не бойтесь больницы. Он теперь наш клиент, и все о'кей. Вы имеете полное право навещать его, и никто вам не может запретить. Никто не вправе выставить вас. Успокойтесь.

* * *

Мы пьем кофе из пластиковых стаканчиков в гриль-баре на третьем этаже. Дек предпочитает это маленькое кафе потому, что оно недалеко от ортопедического отделения и открыто недавно после ремонта, так что мало кто из адвокатов о нем знает.

— Адвокаты, — поясняет Дек вполголоса, внимательно разглядывая каждого пациента, сидящего в зале, — всегда ошиваются в больничных кафе, выслеживая пострадавших. — Он говорит об этом с некоторым презрением, ему не очень нравится такое поведение. Ирония ситуации до него не доходит.

Часть моего служебного долга как молодого адвоката, работающего на юридическую фирму Дж. Лаймена Стоуна, тоже здесь околачиваться, пастись на этой зеленой травке. Есть также большое кафе на административном этаже Камберлендской больницы, в двух кварталах отсюда. А в госпитале, над которым шефствует объединение ветеранов, целых три. Дек, конечно, знает, как и где они расположены, и делится своими познаниями.

Он советует мне начинать разведку с больницы Святого Петра, потому что здесь самое большое травматологическое отделение. Он рисует на бумажной салфетке план других потенциальных горячих точек: вот главное кафе, вот гриль-бар около родильного отделения на втором этаже, кофейня рядом с главным коридором. Удачное время для работы — вечера и ночи, потому что, когда пациентам становится скучно, они пересаживаются в кресла на колесиках и считают, что вполне здоровы и могут перекусить. Не так давно один адвокат Брюзера слонялся у главного кафе в час ночи, когда подцепил пострадавшего от ожогов подростка. Через год дело было улажено, должны были выплатить два миллиона компенсации. А подросток взял да отказался от услуг Брюзера и нанял другого адвоката.