Мне жалко фэбээровского слухача, который пытается извлечь из разговора какие-то инкриминирующие данные.
Файрстоун подает «кадиллак» к черному ходу, и мы с Принсом быстро прыгаем на заднее сиденье. Автомобиль черный, стекла дымчатые, так что Принс постоянно существует в темноте. За все три года, что я его знаю, он ни разу не принимал участия ни в каком мероприятии вне дома или офиса. Он проводит отпуск в Лас-Вегасе, но и там сутками не выходит из казино. Я слушаю быстро надоедающий перечень самых грандиозных побед Брюзера на почве судопроизводства. Почти во всех участвовал Принс. Странно, но я начинаю успокаиваться. Я в надежных руках.
Брюзер учился в вечерней юридической школе и окончил ее, когда ему было двадцать два. По мнению Принса, это еще не побитый рекорд. Они были закадычными дружками с самого детства, а в школе уже немного поигрывали в карты, выпивали, не давали проходу девчонкам и дрались с мальчишками. Брюзер поступил в колледж. Принс купил себе передвижной киоск и стал торговать пивом. Они тесно притерлись друг к другу.
Контора Брюзера расположилась в невысоком, из красного кирпича торговом центре, где с одной стороны — химчистка, с другой — видеопрокат. Брюзер очень умно инвестирует свои капиталы, объясняет мне Принс, и уже владеет всем этим коммерческим объединением. Напротив через улицу круглосуточная закусочная, а рядом с ней ночной клуб «Амбра» с дешевым стриптизом и с неоновой рекламой, словно в Лас-Вегасе. Все это находится в промышленном районе города, рядом с аэропортом. За исключением слов «Адвокатская контора», написанных черными буквами на стеклянной двери посредине длинной белой полосы, ничто не указывает на то, чем здесь занимаются. Секретарша в туго натянутых джинсах, с большим ртом в ярко-красной помаде приветствует нас зубастой улыбкой, но мы не сбавляем шага. Я иду за Принсом через приемную.
— Она раньше работала напротив, — бурчит он. И я надеюсь, что он имеет в виду закусочную, хотя вряд ли.
Кабинет Брюзера удивительно напоминает принсовский — без окон, без единого лучика солнечного света. Он большой, квадратный, показушный, с фотографиями важных, но неизвестных персонажей, которые цепко обнимают Брюзера и усмехаются нам в лицо. Одна стена зарезервирована под оружие, тут висят всевозможные винтовки и мушкеты и разные награды за меткость стрельбы. За массивным крутящимся креслом Брюзера на возвышении стоит большой аквариум, и там видны какие-то рыбы, похожие на миниатюрных акул. Они скользят в мутной воде.
Брюзер висит на телефоне, поэтому машет нам, чтобы мы садились напротив за длинным и широким рабочим столом.
Мы устраиваемся. Принсу не терпится мне сообщить:
— Это настоящие акулы, вон там. — Он указывает на стену за головой Брюзера. Живые акулы в кабинете адвоката.
Принс шутит, конечно. Он хихикает.
Я смотрю на Брюзера и стараюсь не встречаться с ним взглядом. Телефонный аппарат кажется совсем крошечным рядом с его необычно большой головой. Длинные полуседые волосы падают на плечи неопрятными прядями. Козлиная, совсем седая бородка такая длинная и густая, что телефонной трубки из-за нее почти не видно. Глаза умные и живые, смуглая кожа вокруг глаз вся в морщинах. Я не раз думал, что в роду у него есть выходцы из Средиземноморья. Хотя за время своей работы в «Йогисе» я подал ему тысячу стаканчиков, я никогда, в сущности, с ним не говорил, да и не стремился к этому. И сейчас не хочется вступать с ним в общение, но, по всей вероятности, этого не избежать.
Он делает несколько отрывистых замечаний и вешает трубку. Принс быстро представляет нас, но Брюзер говорит, что хорошо меня знает. Ведь мы же давно знакомы.
— Руди, так в чем проблема?
Принс смотрит на меня, и я опять повествую о случившемся.
— Видел сегодня в новостях по телику, — вставляет Брюзер, когда я начинаю рассказывать о пожаре. — Мне уже звонили насчет этого раз пять. Немного надо, чтобы юристы начали разносить слухи.
Я улыбаюсь, киваю, потому что, наверное, этого от меня ждут, и затем перехожу к визиту полицейских. Я заканчиваю рассказ без помех и жду слов участия и совета от моего адвоката.
— Вы работали помощником? — спрашивает он очень удивленно.
— Но я был в отчаянном положении.
— А где вы работаете сейчас?
— Нигде. Но сейчас меня больше беспокоит то, что каждый момент меня могут арестовать.
Услышав это заявление, Брюзер улыбается.
— Я позабочусь, чтобы не арестовали, — заверяет он самоуверенно. Принс уже успел несколько раз повторить, что Брюзер знает больше полицейских в городе, чем сам мэр. — Только позвоню куда следует.
— Ему надо сейчас залечь на дно, правда? — спрашивает Принс, словно я мошенник, бежавший из мест заключения.
— Ага. И лежать тихо. — Почему-то мне кажется, что эти стены много раз слышали такой совет. — Что вы знаете о поджогах как юрист? — спрашивает меня Брюзер.
— Совсем ничего. Нас в колледже этому не учили.
— Ладно, у меня была пара дел о поджогах. Обычно проходит несколько дней, прежде чем полицейские удостоверятся, что имел место именно поджог. В старых зданиях, как этот склад, возможны всякие случайности. А если это поджог, то они тоже не сразу будут кого-то арестовывать.
— Но я очень не хочу, чтобы арестовали меня, понимаете?
Тем более что я не виноват. И мне совсем не надо огласки в прессе.
— Не бойтесь, это вам не грозит, — отвечает он сурово. — Когда у вас экзамены на адвоката?
— В июле.
— А потом что?
— Не знаю. Я сейчас навожу справки.