Золотой дождь - Страница 164

164

— Точно сказать не могу.

Я благодарю свидетельницу, слезаю с возвышения, поворачиваюсь к Драммонду и, мило улыбаясь, говорю:

— Ваш черед.

Я усаживаюсь рядом с Дот, которая заливается горючими слезами. Она и так винила себя, что обратилась к адвокату слишком поздно, а слова Джеки Леманчик разбередили её и без того кровоточащую рану. Каков бы ни был исход, она всегда будет винить себя в смерти сына.

Но я доволен — некоторые присяжные обратили внимание на слезы безутешной матери.

Бедняга Лео медленно вышагивает к тому месту, откуда ещё можно задавать вопросы, находясь на максимальном удалении от жюри присяжных. Я понятия не имею, о чем он может спрашивать, хотя уверен: попадать в засаду этому матерому волку не впервой.

Драммонд с подчеркнутой доброжелательностью представляется Джеки, не забыв отметить, что они никогда прежде не встречались. Я понимаю — тем самым он дает понять присяжным, что даже предположить не мог, о чем она собирается поведать. Джеки угощает Драммонда уничтожающим взглядом. Ей одинаково ненавистны компания «Прекрасный дар жизни» и любой адвокат, согласившийся её защищать.

— Верно ли, мисс Леманчик, что не так давно вас поместили на лечение? — Вопрос задан тактично, почти заботливо. Вообще-то в судебной практике не принято задавать вопрос, ответ на который не знаешь, и тем не менее мне показалось, что он и сам не ожидал, к чему это приведет. Не зря, должно быть, ему что-то столь яростно нашептывали в последние четверть часа.

— Нет! Это неправда! — Джеки ощетинивается.

— Как? Разве вы не находились на принудительном лечении?

— Никуда меня не помещали. Я сама попросилась в клинику и провела там две недели. Я пользовалась полной свободой и была вольна уйти в любое время, когда мне заблагорассудится. Кстати, согласно договору, мое лечение должно было оплачиваться компанией «Прекрасный дар жизни». Медицинская страховка действовала в течение двенадцати месяцев после моего ухода. Теперь же, ясное дело, они и мне отказывают.

Драммонд грызет ноготь и задумчиво смотрит в свой блокнот; он делает вид, будто не слышал последних слов свидетельницы. Следующий вопрос, Лео!

— Вот значит почему вы здесь? Вы гневаетесь на «Прекрасный дар жизни»?

— Я ненавижу эту компанию и всех недоносков, которые в ней служат. Вы довольны моим ответом?

— И сегодня, давая показания, вы движимы ненавистью? Сводите счеты?

— Нет. Я здесь потому, что знаю правду, каким образом они обманывали тысячи людей. Это должны знать все.

Бросьте, Лео — бой неравный.

— А почему вы попросились на лечение?

— Я борюсь с алкоголизмом и депрессией. Сейчас у меня проблем нет. А вот за следующую неделю уже не поручусь. В течение последних шести лет ваши клиенты обращались со мной как с последней шлюхой. Меня словно мячик перебрасывали из постели в постель, и каждый брал от меня то, что хотел. Они пользовались тем, что в карманах у меня ветер свищет, а на шее двое ребятишек сидят. И ещё они балдели от моей задницы. Я перестала себя уважать. Но я сражаюсь, мистер Драммонд. Я хочу спастись во что бы то ни стало и не страшусь никакого лечения. Жаль только, что ваш клиент не желает оплачивать эти треклятые счета.

— Ваша честь, у меня больше нет вопросов. — Драммонд поспешно сигает за свой стол. Я помогаю Джеки спуститься и провожаю почти до самых дверей. Я говорю ей слова признательности и обещаю непременно позвонить её адвокату. Дек отвезет её в аэропорт.

Уже почти половина двенадцатого. Мне хочется, чтобы присяжные во время ланча как следует обдумали показания Джеки, и я прошу судью Киплера объявить перерыв пораньше. Официальная причина звучит так: чтобы решить, каких свидетелей вызывать следующими, я должен ознакомиться с компьютерными распечатками.

Десять тысяч долларов штрафа, наложенного судьей на «Прекрасный дар жизни», прибыли во время утреннего заседания, и Драммонд поместил их на временный депозит, присовокупив к ним двадцатистраничное ходатайство. Он рассчитывает оспорить штраф, а деньги до завершения слушания останутся на специальном судебном счету.

Мне бы его заботы.

Глава 45

Рассаживаясь по местам после обеденного перерыва, некоторые присяжные улыбались мне. Вообще-то им не положено обсуждать какие бы то ни было перипетии дела, пока оно официально не передано им для вынесения вердикта, однако все знают, что, едва успев покинуть зал суда, они начинают перешептываться. Несколько лет назад двое присяжных, не сойдясь во мнении относительно искренности свидетеля, прямо в коридоре затеяли настоящую потасовку. Причем это был всего лишь второй по счету свидетель в судебном процессе, рассчитанном на две недели. Судья, понятное дело, объявил процесс недействительным, и все пришлось начинать заново.

Нашим присяжным предоставили целых два часа на то, чтобы не только тщательно пережевать, но и переварить показания Джеки. Теперь настало самое время научить их, как поправить кое-что из содеянного. Иными словами — пора наконец и о деньжатах потолковать.

— Ваша честь, наш следующий свидетель — мистер Уилфред Кили, — объявляю я.

Кили быстро находят, и он буквально врывается в зал суда — ему не терпится поскорее принести свои показания. Он бодр и улыбчив — разительный контраст с Лафкином, — словно его компанию только что ни изобличили в злостных махинациях. Весь его облик внушает здоровье и уверенность — да, он человек ответственный, и ему можно полностью доверять.

Я задаю несколько дежурных вопросов, устанавливаю, что он исполнительный директор и член совета директоров, один из главных руководителей компании «Прекрасный дар жизни». Кили всем своим видом выражает горячее стремление помочь правосудию. Я вручаю ему копию последнего финансового отчета компании. Кили берет её с таким видом, словно изучает этот документ каждый день.

164