Несколько положительных ответов получено. Люди поднимают руки, потом встают и обращаются к его чести. Они заметно нервничают, чувствуют себя не в своей тарелке, но вскоре лед ломается. Затем Киплер радушно шутит, и обстановка окончательно разряжается. Время от времени я напоминаю себе, что и я — полноправный участник этого действа. И оно мне вполне по зубам. Ведь я адвокат. Правда, я ещё ни разу не выступал в суде.
Киплер заранее передал мне список своих вопросов, и он сам спросит у этих людей об всем, что я хочу знать. Это вполне законно. Такой же список судья передал и Драммонду.
Я делаю пометки, присматриваюсь к людям, внимательно слушаю все, что говорится. То же самое делает и Дек. Несправедливо, конечно, но в глубине души я рад, что будущие присяжные не ведают, что мы с ним в одной команде.
Вопросник у Киплера солидный, и процедура тянется довольно долго. Наконец, два часа спустя, судья заканчивает. Под ложечкой у меня снова противно сосет. Наступает пора и Руди Бейлору впервые отметиться на настоящем судебном процессе. Пока, правда, речь идет лишь о кратком выступлении.
Я встаю, приближаюсь к барьеру, отгораживающему меня от присяжных, приветливо улыбаюсь и произношу речь, которую репетировал уже сотни раз.
— Доброе утро. Меня зовут Руди Бейлор, и я представляю Блейков. — Пока все нормально. После утомительных двухчасовых расспросов этим людям хочется чего-то более свеженького. Я излучаю тепло и дружелюбие. — Судья Киплер только что задал вам множество вопросов. Из ваших ответов я выяснил все, что меня интересовало, поэтому тратить время я не стану. Собственно говоря, у меня к вам всего один вопрос. Есть ли у кого-нибудь из вас какие-либо причины, не позволяющие принять участие в данном процессе в качестве члена жюри присяжных?
Ответов я не жду, и все молчат. Больше двух часов кряду они меня разглядывали, а я просто здороваюсь, улыбаюсь и говорю, что задерживать их не собираюсь. Трудно даже придумать большее наказание в жизни, чем занудливый адвокат. Тем более, что интуиция мне подсказывает: Драммонд им сейчас здорово накостыляет.
— Спасибо, — говорю я, улыбаясь. Затем поворачиваюсь к судье и громко провозглашаю: — Меня все устраивает, ваша честь. — Возвращаясь на место, я легонько треплю Дот по плечу и усаживаюсь.
Драммонд уже на ногах. Он пытается казаться спокойным и приветливым, но удается это плохо — внутри он кипит. Драммонд представляется и начинает рассказывать про своего клиента, какая крупная и процветающая компания «Прекрасный дар жизни», и как замечательно она ведет дела. Но ведь не наказывать же её за это, верно? Разве кто-то из вас от этого выиграет? Драммонд уже вовсю аргументирует, а регламентом это возбраняется. Впрочем, он старается не переходить границы допустимого. Я не уверен, должен ли прервать его, выразив протест. Я дал себе зарок, что возражать стану, только будучи железно уверен в своей правоте. Драммонд весьма убедителен. Его сладкоречивый голос внушает доверие. Седеющие волосы создают дополнительное впечатление мудрости и богатого жизненного опыта за плечами.
Драммонд задает ещё несколько вопросов, на которые никто не отвечает. Он готовит почву для решительных действий. И наконец переходит в наступление.
— И вот теперь я собираюсь задать вам самый важный вопрос, — торжественно произносит он. — Пожалуйста, выслушайте меня внимательно. Это ключевой вопрос. — Следует долгая драматическая пауза. Наконец Драммонд делает глубокий вдох и говорит: — Не пытались ли склонить кого-либо из вас к сотрудничеству?
Он замолкает, слова его повисают в воздухе, и в зале воцаряется могильная тишина. Это больше напоминает обвинение, нежели вопрос. Я смотрю на трень-бреньских адвокатов. Хилл и Планк так и поедают меня глазами. Морхаус и Гроун наблюдают за присяжными.
На несколько секунд Драммонд словно цепенеет, готовый наброситься на первого смельчака, который осмелится поднять руку и произнести: «Да! Адвокат истца вчера вечером заезжал ко мне домой!». Драммонд знает, что сейчас это случится, знает — и все. Он выдерет истину клещами, затем выведет нас на чистую воду, меня и моего продажного ассистента, и наконец подаст ходатайство о моем порицании, наказании, а впоследствии — и о лишении меня адвокатского звания. Процесс будет отложен надолго. Вот она, звездная минута!
Но… плечи его сутулятся. Драммонд медленно выдыхает. Банда лживых мерзавцев!
— Это чрезвычайно важно, — говорит он. — Мы должны это знать. — Голос его звенит от недоверия.
Гробовое молчание. В зале — ни движения, ни дуновения воздуха. Сотня глаз пристально следит за Драммондом, заметно, что всем не по себе. Валяй дальше, приятель!
— Тогда я поставлю вопрос иначе, — произносит он ледяным тоном. — Не разговаривал ли вчера кто-либо из вас с мистером Руди Бейлором или с мистером Деком Шиффлетом, сидящим вон там?
Я вскакиваю.
— Протестую, ваша честь! Это просто абсурд!
Киплер, похоже, вот-вот вывалится со своего насеста.
— Принято! Что вы вытворяете, мистер Драммонд! — Киплер так ревет громовым голосом в микрофон, что содрогаются стены.
Драммонд поворачивается к нему лицом.
— Ваша честь, у нас есть основания полагать, что с кандидатами в присяжные велись переговоры.
— Понятно, и он обвиняет в этом меня! — взрываюсь я.
— Я просто ума не приложу, что на вас нашло, мистер Драммонд, — говорит Киплер.
— Давайте обсудим это в кулуарах, — предлагает Драммонд, кидая на меня уничтожающий взгляд.
— Давайте, — киваю я, и смотрю на него так, словно у меня уже кулаки чешутся.