Все это Дек докладывает мне за чашкой кофе, когда до Дня благодарения остается всего неделя.
— Кто-то другой нас подслушивает, — нервно поеживаясь, бормочет Дек.
Я слишком ошеломлен, чтобы хоть как-то прокомментировать его слова.
— Но — кто? — любопытствует Мясник.
— Откуда мне знать? — кипячусь я. А чего этот тип сует нос в чужие дела? Пусть только он оставит нас одних, и я устрою Деку разнос — какого черта он доверился этому головорезу! Я буравлю своего компаньона свирепым взглядом, а Дек отворачивается и нервно озирается по сторонам, словно боясь, что из углов повылезают подосланные убийцы.
— В общем, это не феды, — констатирует Мясник.
— Благодарю покорно.
Мы расплачиваемся за кофе и возвращаемся в контору. Мясник снова проверяет телефонные аппараты, просто так, на всякий случай. «Жучки» на месте, ничего не изменилось.
Вопрос лишь в том, кто все-таки нас прослушивает?
Я уединяюсь в своем кабинете, запираю дверь и убиваю время в ожидании, пока Мясник уйдет. Тем временем в голове моей созревает гениальный план. Вскоре Дек стучит в дверь — негромко, чтобы услышал только я.
Мы обсуждаем мой замысел. Дек уходит, садится в машину и катит в суд. Полчаса спустя звонит и отчитывается о новых клиентах, которых якобы нашел. А заодно интересуется, не нужно ли мне чего-нибудь от него.
Несколько минут мы болтаем о том, о сем, а потом я и говорю:
— Угадай, кто теперь согласен идти на мировую?
— Кто?
— Дот Блейк.
— Дот Блейк? — недоверчиво переспрашивает Дек. Выходит довольно неубедительно, моему напарнику явно недостает актерского мастерства.
— Да, я заскочил к ней поутру, торт привез. Говорит, что у неё нет больше сил судиться. Словом, она уже согласна принять от них отступные.
— Сколько?
— Она хочет получить сто шестьдесят тысяч. Драммонд предлагал сто пятьдесят, и ей кажется, что, подняв ставку ещё на десять кусков, она хоть какую-то победу одержит. Бедняга считает себя искусным дельцом. Я пытался её переубедить, но Дот упряма как ослица, сам знаешь.
— Не уступай ей, Руди. Дельце стоит целого состояния.
— Я и сам это прекрасно знаю. По мнению Киплера, верхнего предела санкций в этом деле не существует, однако с моральной точки зрения я должен связаться с Драммондом и передать, что мы готовы на уступки. Таково желание нашего клиента.
— Не надо, Руди. Сто шестьдесят тысяч это курам на смех. — В голосе Дека звучит столь искреннее негодование, что я с трудом удерживаюсь от смеха. Я слышу, как он нажимает кнопки калькулятора, пытаясь определить свою долю от ста шестидесяти тысяч. — Думаешь, они и правда готовы выложить такую сумму? — спрашивает он наконец.
— Не знаю. У меня создалось впечатление, что сто пятьдесят тысяч это потолок. Но торговаться я не пробовал. Если «Прекрасный дар жизни» готов расстаться с полутораста тысяч, то что для них ещё десять?
— Давай обсудим это ещё разок, когда я приеду, — предлагает Дек.
— Хорошо, — охотно соглашаюсь я. Мы одновременно вешаем трубки, и вот, по прошествии получаса Дек восседает за моим столом напротив меня.
На следующее утро телефон звонит уже без пяти восемь. Дек в своем кабинете поспешно хватает трубку, потом сломя голову несется ко мне.
— Это Драммонд!
Вывернув карманы, мы с Деком приобрели за сорок долларов портативный магнитофон в ближайшем магазине «Рэдио-шэк». Он подсоединен к моему телефонному аппарату. Остается только надеяться, что запись не скажется на работе подслушивающего устройства. По мнению Мясника, никаких помех возникнуть не должно.
— Алло, — говорю я, стараясь подавить дрожь в голосе.
— Доброе утро, Руди, это Лео Драммонд, — приветливо говорит адвокат. — Как поживаете?
По законам профессиональной этики, мне следует предупредить его о том, что наш разговор записывается. Однако мы с Деком решили, что делать этого не стоит. Мы бы ничего не добились. Да и о какой этике может идти речь, когда имеешь дело с такими нечистоплотными противниками?
— Прекрасно, мистер Драммонд. А вы?
— Все замечательно. Послушайте, я хотел бы обсудить с вами дату допроса доктора Корда. Я уже разговаривал с его секретаршей. Двенадцатое декабря вас устроит? В его кабинете, само собой — в десять утра.
Я надеюсь, что допрос Корда — последний, если, конечно, Драммонд не найдет ещё какую-нибудь личность, имеющую хотя бы отдаленное отношение к нашему делу. И все же странно, что он не посчитал для себя зазорным связаться со мной и обсудить приемлемую для меня дату.
— Меня это вполне устраивает, — говорю я. Дек с выпученными глазами нависает надо мной.
— Очень хорошо. Много времени это не займет. Тем более — за пятьсот долларов в час. Возмутительно, правда?
Ага, похоже, мы уже заодно. Адвокаты против лекарей.
— Чертовски возмутительно, — соглашаюсь я.
— Да, черт знает что. Кстати, Руди, знаете, что предлагают мои клиенты?
— Что?
— Им совершенно не улыбается торчать в Мемфисе целую неделю, пока пройдет этот судебный процесс. Все они — занятые люди, на руководящих постах, им о своих карьерах заботиться надо. Словом, Руди, они хотели бы уладить дело миром, и я уполномочен предложить вам новые условия. Они готовы заплатить, но это вовсе не означает, что они признают свою вину, и вы должны это понимать.
— Угу. — Я подмигиваю Деку.
— Ваш специалист утверждает, что стоимость операции по пересадке костного мозга колеблется от полутора сотен до двухсот тысяч, и мы не собираемся оспаривать эти цифры. Давайте предположим — чисто условно, разумеется, — что расходы по проведению этой операции должны были оплатить мои клиенты. В этом случае общая сумма выплат составила бы порядка ста семидесяти пяти тысяч.