— Неплохо, Руди, очень даже неплохо, — вполголоса говорит он, как будто потрясен моим мастерством, но не хочет, чтобы другие это услышали.
— Спасибо.
Он вздыхает. Мы устали, и нам обоим до смерти надоело пялиться друг на друга.
— Кто у нас ещё остается? — спрашивает Драммонд.
— Все, я закончил, — отвечаю я, поскольку больше мне и в самом деле некого допрашивать.
— А как насчет доктора Корда?
— Он выступит уже во время суда.
Драммонд изумлен. Он пристально смотрит на меня, словно прикидывая, как это мне удалось убедить доктора свидетельствовать живьем.
— И что он скажет?
— Что Рон Блейк был идеальным донором для своего брата-близнеца. Трансплантация костного мозга — обыденный метод в наши дни. Парня вполне можно было спасти. Ваш клиент подписал ему смертный приговор.
Драммонд воспринимает мои слова невозмутимо; ничего другого он и не ожидал.
— Возможно, мы тогда сами его допросим, — говорит он.
— Доктор берет за час пятьсот баксов.
— Да, я знаю. Послушайте, Руди, а что если нам пропустить по рюмочке? Мне бы хотелось кое-что с вами обсудить.
— Что именно? — Меньше всего на свете мне бы хотелось сейчас выпивать с Драммондом.
— Наши дела. Возможность заключить мировую. Может, минут через пятнадцать заскочите в нашу контору? Она здесь рядышком, за углом.
В слове «мировая» есть нечто притягательное. Вдобавок мне давно хотелось увидеть драммондовскую контору.
— Хорошо, но только быстро, — говорю я, словно какая-нибудь богатая красотка ждет не дождется моего приезда.
— Да, конечно. Идемте прямо сразу, не мешкая.
Я велю Деку подождать за углом, и мы с Драммондом тащимся пешком по направлению к самому высокому зданию Мемфиса. Поднимаясь в лифте на сороковой этаж, непринужденно болтаем о погоде. Стены на этаже облицованы мрамором, кругом сияют бронзовые украшения. Везде кишат сотрудники, словно сейчас не вечер, а самый разгар дня. Обставлена контора «Трень-Брень» со вкусом. Я высматриваю своего старого приятеля Лойда Бека, головореза из фирмы «Броднэкс и Спир», от души надеясь, что его здесь нет.
Кабинет Драммонда не слишком велик, но обставлен изысканно. В этом небоскребе стоимость аренды чрезвычайно высока, и площадь стараются использовать с умом.
— Что выпьете? — спрашивает Драммонд, швыряя на стол портфель и пиджак.
На крепкие напитки меня не тянет, к тому же я настолько устал, что спиртное может запросто свалить меня с ног.
— Только кока-колу, — отвечаю я, и в глазах Драммонда мелькает разочарование. Сам он наливает себе небольшой стаканчик виски с содовой.
В дверь стучат и, к моему изумлению, в кабинет входит мистер М. Уилфред Кили, собственной персоной. Мы не виделись с понедельника, с тех самых пор, как я в течение восьми часов кряду бомбардировал его вопросами. Кили вновь демонстрирует, насколько счастлив меня видеть. Мы обмениваемся рукопожатием и тепло приветствуем друг друга. Кили подходит к бару в углу кабинета и смешивает себе напиток.
Мы устраиваемся возле бара за небольшим круглым столом, и Драммонд с Кили потягивают виски с содовой. Столь поспешный приезд Кили в Мемфис означает одно: они твердо решили уладить дело миром. Я весь внимание.
В прошлом месяце за все свои муки я заработал всего шестьсот долларов. Драммонд зашибает примерно миллион в год. Кили управляет компанией с миллиардным оборотом и, судя по всему, зарабатывает больше, чем их адвокат. И эти люди готовы сделать мне деловое предложение.
— Меня крайне беспокоит поведение судьи Киплера, — вдруг нарушает молчание Драммонд.
— В жизни с подобным не сталкивался, — быстро добавляет Кили.
Драммонд славится умелой подготовкой, и наверняка заранее отрепетировал эту сцену.
— Откровенно говоря, Руди, я опасаюсь его непредсказуемости, — говорит Драммонд.
— Он нас просто ногами топчет, — негодующе трясет головой Кили.
Что ж, Киплер у них и правда — бельмо на глазу, но и поделом им. За убийство молодого парня их необходимо вывести на чистую воду. Я молчу, вежливо выслушивая их стенания.
Оба в унисон прикладываются к стаканчикам, затем Драммонд говорит:
— Я бы хотел уладить это дело миром, Руди. Поверьте, наши позиции достаточно крепки, и мы не сомневаемся в благоприятном для нас исходе. При равных шансах, мы бы выиграли дело уже завтра. Я уже одиннадцать лет не знаю поражений. Судебные баталии — моя излюбленная стихия. Но этот судья настолько предубежден, что просто пугает меня.
— Сколько? — прерываю я его разглагольствования.
Оба ежатся и елозят, словно страдают от острого геморроя. Болезненная тишина, затем Драммонд говорит:
— Мы готовы удвоить сумму. Сто пятьдесят тысяч. Ваша доля — тысяч пятьдесят, а ваш клиент получит…
— Считать я и сам умею, — говорю я. Нечего ему совать нос в мои дела. Он прекрасно знает, что я нищ как церковная крыса, а пятьдесят тысяч для меня — недосягаемая мечта.
Пятьдесят тысяч долларов!
— И что мне делать с вашим предложением? — спрашиваю я.
Кили и Драммонд обмениваются озадаченными взглядами.
— Мой клиент мертв. На прошлой неделе мать его похоронила, а теперь вы хотите, чтобы я предложил ей эти деньги в порядке отступного.
— Было бы вполне этично…
— Только не читайте мне лекцию по этике, Лео. Хорошо, будь по-вашему. Я передам ей ваше предложение, но готов держать пари, что она пошлет вас к черту.
— Мы скорбим о смерти мальчика, поверьте, — голос Кили преисполнен печали.